Ушел на фронт отец Егорки:
Артиллеристы там нужней.
О книгах нету речи боле:
Сошел с Егорки книжный хмель.
Сложил он книги все в портфель
(Им премирован был он в школе!).
«Лежите, – он сказал, – доколе
Вновь не понадобитесь мне,
Когда придет конец войне!»
И с грустью после предисловья,
Вбив толстый гвоздь у изголовья,
Портфель повесил на стене.
* * *
Как и везде, в деревне Горки
Война народ подобрала.
С войной у юного Егорки
Пошли по-взрослому дела.
Как взрослый, он пахал и сеял;
Как взрослый, хлеб он убирал,
Хлеб убирал – скирды метал;
Как взрослый, молотил и веял.
Потом с пилой и топором,
С отцовским, стало быть, добром,
Он, практикуясь понемногу,
Встал на отцовскую дорогу.
Хотя не строил он хором,
Но все почуяли нутром:
В нем плотник редкостный открылся,
Ему, что хочешь, закажи.
Он в разных справочниках рылся.
Учился делать чертежи.
Что дело у него спорится,
В соседнем знали уж селе.
Он голову, как говорится,
Умел прикладывать к пиле.
И не к одной пиле. Телега
В трясину ухнула с разбега.
Как быть? Подмоги нет кругом.
Егорка объяснит «научно»,
Как одному благополучно
Поднять телегу – рычагом.
Рычаг! Словцо загнет какое!
Егорка не сидит в покое:
Прелюбопытную на взгляд
Затеял мастерить игрушку,
«Модель», особую кормушку
Для самых маленьких телят.
Но было всем не до кормушки:
Уж невдали гремели пушки,
Скот угонялся на восток.
И вот до Горок, деревушки,
Достигнул вражеский поток,
Верней, немецкий хоботок,
Мразь, батальон какой-то сводный,
Сплошь весь ободранный, голодный.
Вошло ворье во все дома.
Полезли немцы в закрома,
Обшарили все кладовушки,
Тащили платье и подушки,
Из печек брали хлеб сырой,
Еще не обданный жарой;
Что попадалось из съестного,
Из рыбного или мясного,
Все пожиралось немчурой.
Фашисты с бабушки Егорки
Содрали валенки-опорки,
Сорвали с матери платок,
Большой платок, тот самый, черный;
Какой-то немец тошнотворный
Платок в бестарку поволок,
Где вся поклажа состояла
Лишь из одних таких платков.
«Мороз. Платки для наш полков
Позлюжит зместо одеяла!»
Сидела дома детвора,
А в школе грелась немчура:
Глотая спирт за стопкой стопку,
Бросали немцы книги в печь.
Не удалося книг сберечь:
Пошел Тургенев на растопку!
Ждала деревня светлых дней
И дождалась. Вздохнув вольней,
Она впивала воздух чистый.
Не засиделись немцы в ней:
Их наши выбили танкисты.
Войдя за ними, наш отряд
Узрел знакомую картину:
Бурлит огонь, дома горят,
Не все, однакоже, подряд:
Спеша, боясь подставить спину
Под штык, под пулю, под снаряд,
Враг свой разбойничий обряд
Исполнил лишь наполовину.
Семье Федотовой судьба
Отрадных дней не предвещала:
Там, где была ее изба,
Лишь обгорелая труба
Над пеплом тлеющим торчала.
Война! В ней есть своя краса.
Далеких предков голоса
Нам слышатся в ее тревогах.
И не пустые словеса,
Что на больших ее дорогах
Порой бывают чудеса.
Случилось так: с немецкой сворой
В районе том сводила счет
Как раз дивизия, в которой
Бойцом Раздолин был Федот.
Тоска по родине, что шило:
Вонзится в сердце, сердце – ек!
Федота счастье оглушило:
Ему начальство разрешило
С родной семьей провесть денек.
И вот немецкое злодейство
Пред ним открылось: холод лют,
А дом сожжен, его семейство
В чужом углу нашло приют.
«Ну, немец, я ж тебя согрею!» –
Федот от бешенства дрожал.
День проведя с семьей своею,
Федот вернулся в батарею.
* * *
Отца Егорка провожал.
В пути продрог. Был день морозный.
Жилья чужого теплота,
Как ни приятна, но – не та.
Егорка хмурый стал, серьезный,
Вдруг перерос свои лета.
Жизнь без работы – маята.
Чтоб уберечь запас навозный,
Стал чистить скотный двор колхозный,
В котором не было скота.
Вновь занялся уж не игрушкой,
А настоящею кормушкой
На удивление ребят:
«Кормушка есть, а нет телят!»
«Аль скот вернуть нам позабудут?» –
На то Егоркин был ответ:
«Телят покамест, верно, нет, –
Вернется скот, телята будут,
Все будет малость погодя!»
Ребята это понимали.
В колхозе немцы, уходя,
Весь инвентарь переломали,
Ни вил не стало, ни лопат,
А сору – выше подбородка.
Егорка подобрал ребят
Себе под стать, своих погодков,
И вот – в колхозе грабли есть,
Их изготовили на честь,
Есть метлы, мусор чем подместь,
На ручки вилы насадили,
Везде порядок наводили,
В конюшню – сделали что с ней! –
Хоть заводи сейчас коней!
У погорельцев уйма дела.
Нужда со всех сторон глядела:
Всё – избы, утварь и белье –
Сожгло немецкое жулье, –
Амбарчик, банька уцелела,
То счастье: все-таки жилье.
Другим – уж тут не до гулянки! –
Пришлося наспех рыть землянки
Иль забиваться в блиндажи.
Житье! Что может быть плачевней?
Егорка тут пред всей деревней
Себя возьми и окажи:
«Не стану я копать землянку!»
И к председателю: «В лесу
Прошу мне выделить делянку,
На сруб я бревен припасу».